Инта, июль 1966 года. Дом культуры шахтеров в центре города в строительных лесах. Деревянные, каркасно-засыпного типа стены ДК заменялись кирпичными. Менялся внешний облик здания, шла реконструкция. А в самом зале дома культуры, затянутым траурным крепом, город прощался с легендарной женщиной Тамарой Владимировной Вераксо, в молодости примой-балериной Киевского театра, человеком, осужденным трибуналом военного округа по пресловутой 58-й статье, сумевшей своим талантом и работой завоевать уважение и авторитет у подавляющего числа интинцев с биографией поколения «холодного лета 53-го года».
Инта — наша малая Родина. В далеком 1957 году она стала для меня родным домом. Так уж случилось, что после детдома я был усыновлен и приехал в Инту. Первые впечатления 7-летнего возраста — разбитая бревенчатая дорога со станции Инта. Кругом темные бараки, заборы, моросит дождь. В районе Сангородка в кювете лежит самосвал, и какие-то люди помогают пассажирам выйти через окна разбитого автобуса.
Мои родители Елизавета Дмитриевна и отчим Семен Дмитриевич проживали на улице Пионерской, рядом с ТЭЦ, в «шанхае». Так назывался район, где «дома» примыкали друг к другу. Помню, часто протекала промерзающая в морозы крыша. Рядом в 10 метрах стояла вышка охраны зоны котлована строящейся мазутной подстанции. Мы, местные пацаны, просили охранников показать нам оружие, а они угощали нас чем-то вроде бутербродов из консервов и относились к нам как-то особенно.
Вдоль основного корпуса теплоэлектроцентрали параллельно улице Пионерской в сторону реки протекал ручей, за которым бетонировали круглый фундамент второй трубы ТЭЦ. Мы ловили там налимов. Напротив «шанхая» (через улицу) в два ряда располагались бараки, а выше в сторону улицы Школьной стояла деревянная, классического типа колонка (скважина), откуда вся округа носила ведрами воду. Там же заправлялись подводы с бочками, развозившими воду по садикам и конторам.
Напротив, у поворота улицы к мосту, жили Яхонтовы, далее Н.Самчук, ещё дальше, в финском доме начинавшейся улицы Полярной, Бухманы. В конце «шанхая», ближе к реке, где и сейчас стоит вышка охраны территории ТЭЦ, кто помнит, ютилась семья молодого милиционера по имени Сахар. Уже в зрелые годы, в 1980-х , я встречал его маму и брата Виктора, который в последние годы проживал по улице Мира, в 1-м подъезде дома № 25 и работал в горкомхозе.
В пасмурные дождливые дни улица Пионерская погружалась в непролазную грязь. Никаких тротуаров там не было и в помине. Разбитую дорогу с трудом преодолевали грузовые автомобили и автобусы, ездившие на мойку за мостом ближе к острову. Вскоре лагпункт у ТЭЦ был закрыт, и как- то незаметно с улиц исчезли колонны заключенных, сопровождаемых охраной. Соседи заговорили о предстоящем расселении всех проживавших в «шанхайском» самострое. Кругом мелькали люди в армейской, перешитой одежде. В галифе и «москвичке» (как полупальто) ходил на работу на шахту № 1, позднее «Пионер», и мой отец. Детская память сохранила какое-то непередаваемое состояние полувоенного детства, хотя война уже давно закончилась. Кончалась эра ГУЛАГа, и первый увиденный в Инте, садившийся на стадионе вертолет был предвестником наступающих перемен.
Тогда я впервые с родителями на улице Кирова, в тумане дорожной пыли, поднимаемой самосвалами, увидел нарядную, как мне показалось, в светлых тонах, с зонтиком и в перчатках женщину, олицетворявшую другой мир. Это была Тамара Владимировна Вераксо. Рядом с ней была белая маленькая собачка по имени Троль. Она держала её на поводке, приветливо улыбалась, говорила о городских новостях и успевала отвечать на приветствия проходивших по тротуару многочисленных знакомых.
Я догадался, что знакомая мамы работает артисткой. Лишь спустя годы пришло понимание того, какая сила и талант были соединены в этой интеллигентной даме, как бы сошедшей с обложки модных журналов. Тамара Владимировна была человеком необычайным. В силу своей внутренней культуры и эрудиции она могла запросто разговаривать с разными людьми, независимо от занимаемой должности и положения человека. Обращаясь порою ко мне, школьнику, она разговаривала так, как будто знала меня давно.
Часто приходилось видеть ее идущей по деревянным тротуарам в туфельках и непременно с Тролем, что в более старшем возрасте ассоциировалось у меня с образом чеховской «Дамы с собачкой». Особенно это было заметно на фоне непролазной грязи и пыльных интинских дорог. Память сохранила картинку: пасмурно, моросит мелкий дождь, и сквозь пелену темно-серых, спешаших куда-то фигур, с зонтиком идет элегантная женщина, при жизни ставшая легендой.
Мои ровесники вспоминают, как Тамара Владимировна, будучи балетмейстером, по школам приглашала детей с задатками танцоров. В центральном доме культуры шахтеров вела хореографический кружок, куда влиятельные родители стремились устроить своих детей. Она была требовательна и в то же время коммуникабельна. Конечно, Тамара Владимировна чувствовала, что одни и те же люди, расточавшие ей комплименты, в официозе старались держать дистанцию: они не забывали её прошлое.
Тамару Вераксо связывала творческая дружба с учителями и многими учениками первой школы. Она помогала СШ-1, как режиссер, в организации танцев и смотров художественной самодеятельности среди школ Инты. Имена её воспитанников и коллег Саши Прищепина, Аллы Булдиной, Лены Богданской, Татьяны Николаевны Малафеевой, Эмилии Петровны Гаршиной и других оставили яркий след в биографии нашего города. Сама Тамара Владимировна, оставшись в Инте, оказала значительное влияние на культурную жизнь шахтерского города.
Мою маму, по паспорту Совету Дмитриевну, с Тамарой Владимировной связывали годы, проведенные в интинском Минлаге. Мать вспоминала, как Тамара Вераксо говорила ей, что не любит этих «западенцев», мол, такие горластые, а ты, Лиза, якась не така. В редкие минуты откровения, находясь в одном бараке, они порою делились новостями и эпизодами вольной жизни. Мать рассказала Тамаре, как попала в лагерь: днем к ним в село Великово приходили военные: крали гусей, курей, а ночью приходили бандиты, складывали людей в колодцах. Чтобы избежать отправки в Германию, местный священник исправил в церковной книге год рождения. Видела, как выселяли местное население. В ссылке в Кировской области умер отец. Занимались лесозаготовками, голодали. Родственники доставали: Лиза, ты грамотная, напиши в Москву — мы не виноваты. Имея всего 4 класса образования, написала Калинину, после чего всех оставили, а матери дали 10 лет лагерей. Так попала в Инту.
Мама отмечала, что охранники относились к Тамаре Вераксо без хамства, как-то по-другому; побаивались, что ли, а то и с уважением. Она умела порою, если надо, защитить человека, могла прилюдно пристыдить за подлость, поэтому спустя время лагерная уголовка стала с нею считаться. Про её мужа художника А.С.Малишевского мать и наши соседи почему-то говорили, что он француз. Иногда в солнечные дни мы видели их в сквере за мостом с О.И.Ачкасовой — преподавателем музыкальной школы, о которой тогда я ничего не знал. Спустя годы их биографии вошли в историю Инты.
Мама и Тамара Владимировна встречались не часто. Они не были подругами, но видно было, что сохранили добрые отношения и доверие, проверенные временем. Раза два — три Тамара Владимировна приходила к нам за какой-то тканью. Мы переехали с «шанхая» на цу Кирова, 24 с подселением. Потом на Кирова, 16, и мать с ночи в универмаге напротив отстаивала очередь за ситцем, панбархатом, красивыми китайскими шарфами. И, судя по разговорам, иногда выручала Тамару Владимировну. Тогда же я услышал, что ОРС «Интауголь» напрямую стал снабжаться из Ленинграда: знакомые родителей обсуждали улучшившийся ассортимент товаров и продуктов. В нашем доме появился радиоприемник «Звезда», а вся Инта хвасталась сшитыми в ателье легкими и светлыми мужскими и женскими пальто (вроде теплого плаща, «пыльника»), почему-то называвшихся «манто». Отец работал на шахте №1 посадчиком, хорошо зарабатывал, и мать какой-то аферистке заняла деньги, которые пропали. В счет погашения долга в квартире появилась картина «Русалка» в тяжелой золоченой раме, которую Тамара Владимировна раскритиковала.
При случайных встречах она интересовалась, как у меня учеба? Мать пожаловалась ей, что я стал плохо заниматься. На что она, пристыдив меня и успокаивая мать, сказала, улыбаясь:
— Не переживай, он будет либо пропащим, либо станет большим человеком.
Конечно, мне было стыдно, но своим детским восприятием я понимал, что, даже поругав, она оставалась добрым и отзывчивым человеком, на слова которой хотелось равняться и быть лучше. Она не разрешила общаться с Тролем, пока я не исправлю школьные оценки.
Однажды в домашних разговорах с соседями услышал, что Тамара Владимировна тяжело больна. Мол, врачи не рекомендовали ей ехать на юг, но она пожелала еще раз съездить на море. Наступило обострение. Перед окнами ее угловой квартиры на первом этаже ею были посажены березки и цветник в клумбе, за которым она ухаживала. Мы с матерью где-то осенью 1965 года навестили ее дома. Она лежала на высоком ложе лицом к двери, улыбаясь, встречала гостей. Перед нами от нее, негромко переговариваясь, вышли какие-то женщины. Она спросила:
— Лиза, как дела, как учеба?
То есть речь шла обо мне, а не о её болезни. Видимо, мы зашли с постными лицами и Тамара Владимировна… не мы, а она пыталась нас подбодрить. Я спросил:
— Вы болеете?
Она, улыбнувшись, парировала:
— Как болею? Кто тебе сказал? Не слушай никого, я просто отдыхаю!
И к матери:
— Вот поправляюсь…
И о чем-то ещё, в хорошем и позитивном ключе, и что, к сожалению, моя память не сохранила. Мы пожелали ей выздоровления.
Менее, чем через год, в июле 1966-го Тамара Владимировна ушла из жизни. Комиссию по организации похорон возглавил Семен Самуилович Левиков — директор завода ЖБИ, подполковник запаса, человек прошедший войну. Тогда еще процессии похорон шли через весь город в сторону первого гражданского погоста на Восточном. Тамару Вераксо похоронили на открывшемся городском кладбище. Свидетельствую: ни до, ни после Инта не видела таких похорон. В последний путь ее провожали сотни интинцев: улица от ДКШ до стадиона была заполнена народом, часть людей шла дворами. Ей были оказаны высшие почести, на что партийные и советские органы закрыли глаза.
Поколению Тамары Вераксо выпал нелёгкий жребий выжить в годы войны, в годы, когда ломались судьбы и жизненные планы. Она выстояла наперекор всему и достойно прошла свой путь до конца. До сих пор в палисаднике на углу дома № 34 по улице Кирова стоят посаженные ею березы. Сегодня они, как память о человеке, которая своим трудом и талантом, при жизни смогла стать легендой. Инта помнит Вас, Тамара Владимировна!
Фото автора