После премьеры

24 февраля народный театр «Поиск» показал интинцам спектакль по пьесе Анны Яблонской «Язычники». Своими впечатлениями от премьеры с читателями «Искры» делится Семен Сизов.

Воскресным февральским днем, пока на улице бушевала разгулявшаяся метель, мне посчастливилось присутствовать на премьере спектакля «Язычники» в ДКиТ. Для меня каждая постановка театра «Поиск» становится открытием, а учитывая, насколько редко в последние годы удается оказаться в городе в момент выхода нашей труппы на сцену, открытие приобретает невероятный вкус. Это одновременно и теплая атмосфера дружеской встречи, и напряженное погружение внутрь насущных проблем, и обязательно – восхождение на вершину диалога с самим собой в момент выхода из зала, когда спрашиваешь себя, увидел ли ты себя в ком-то из вышедших на сцену. Говорил ли ты когда-нибудь в жизни фразы, близкие по смыслу к тексту их героев? Делал ли ты когда-нибудь ошибки, которые приводили к развязке, которой закончился спектакль? Думаю, можно утверждать, что театр блестяще справился со своей задачей на сцене, если в конце показа пьесы вы ощущаете подобное.

Для меня «Язычники» не только не стали исключением, а в каком-то смысле оказались вишенкой на торте, хотя на момент премьеры я и сценарий знал, и на генеральных репетициях постановку на сцене видел. И в этом есть свое удовольствие: наблюдать, как из простых строчек, напечатанных на бумаге, в конце концов вырастают переплетенные друг с другом характеры и судьбы. К тому же давно известно, что читая, к примеру, книгу несколько раз, всегда обнаруживаешь в ней что-то новое. Так почему это не может сработать с просмотром спектакля? Однако, не кривя душой, могу сказать, что с интересом посмотрел бы его еще несколько раз – настолько врезался он в душу и в голову, настолько много вопросов, дремавших в постоянной рабочей суете и обыденности, он вынул из архивов памяти.

О чем же пьеса? Что в ней такого? Первые минуты думаешь: «А ничего». Обычная бытовая ситуация. Жила-была семья, делал им сосед-пьяница ремонт в квартире, периодически занимая деньги у хозяйки на выпивку. Мама – риелтор, папа – музыкант, дочка – студентка. Приехала к ним в гости набожная бабушка, скитающаяся по монастырям. Между собой собачатся по каким-то бытовым вопросам. И настолько это все знакомо и понятно, что волей-неволей думаешь, зачем это нам показывать на сцене, если мы и в жизни видим это через раз. А быть может, именно для этого и показывать, чтобы лишний раз на себя со стороны взглянуть.

Близость происходящего на сцене к жизни достигалась еще и за счет периодического употребления обсценной лексики героями, которое поначалу резало слух и вызывало смущение. Однако, общаясь с Артушем уже после спектакля, я выяснил, что в оригинальном сценарии Яблонской этой лексики было в разы больше. И тут нужно отдать должное и режиссеру, и актерам: существенно сократив объемы этой лексики, они смогли сохранить максимальную близость к современной жизни.

Внезапное появление бабушки в квартире нашей семьи становится первым штрихом в проясняющейся картине несчастья: через диалоги мы начинаем замечать, насколько деспотична Марина, продающая «вонючие квадратные метры» для оплаты обучения дочери, насколько она замкнута на собственной работе, как от этого достается всем ее домочадцам. Обнаруживаем, как несчастен Олег, который влюблен в музыку, но от которого Марина ждет и требует «найти уже наконец нормальную работу». Мы видим Кристину, дочку-студентку, для мамы – отличницу и красавицу, явившуюся домой мокрой и пьяной, шатавшейся неизвестно где и с кем. Апогеем нарастающего печального абсурда становятся появления на сцене во время выяснения отношений между членами семьи бабушки с неизменно блаженной улыбкой, «постным маслицем» и «блинчиками». Проступает в происходящем какая-то глухота героев друг к другу, их сосредоточенность на собственных проблемах или интересах. Жертвой этого становится Кристина, у которой случилось в жизни что-то, с чем она самостоятельно справиться не в силах, и которая не может получить необходимой поддержки. Мать нервно орет на нее, надеясь так выпытать подробности произошедшего. Бабушка без особых раздумий списывает все на «бесов» и утверждает, что все пройдет, стоит только внучку покрестить. Отец и вовсе сбегает от участия в решении проблемы. Видя все это, думаешь: «Да что с вами? Как можно быть такими близорукими и невнимательными?»

А что с ними, нам становится понятно, когда герои начинают читать монологи. Олег делится с Боцманом воспоминаниями о детстве Кристины. Кристина делится с залом воспоминаниями о маме. И оказывается, что были времена, когда они были вместе счастливы. И вместе с этим возникает новый вопрос – а если были такие времена, то как так вышло, что сейчас вы живете в одной квартире и совершенно друг друга не слышите? А обращаясь к тексту сценария, можем выцепить и еще один – как так вышло, что раньше эта милая, чудесная Кристина, учившаяся в школе на «отлично», сейчас шляется где-то и приходит домой пьяной? Не может же такое разительное изменение и в человеке, и в семье произойти просто так, в одночасье?

На этой нарастающей волне вопросов перестаешь следить за временем. И вот уже бабушка, божий одуванчик, в очередной раз выносит и ставит что-то на стол, попутно сообщая Марине, что разговаривала с отцом Владимиром, который может помочь Олегу устроиться на работу. Этот отец Владимир перезванивает Марине буквально через минуту, желая снять или купить помещение, и «цена не имеет значения». Взрыв радости от предвкушения доделанного ремонта и прекрасной жизни сменяет занавес.

Второе действие выборочно отвечает на вопросы, которые были поставлены в первом. Прежде всего, мы видим на сцене отсутствующий кусочек паззла: сцена объяснения между Кристиной и ее преподавателем, когда становится понятно, как умница, красавица и отличница может превратиться в пьяную и шляющуюся непонятно где и с кем. И ответ оказывается на удивление прост: всего лишь первая любовь и половой опыт, сомкнувшиеся на бессердечном и влюбленном в себя дураке. В этот момент безжалостные пожиратели неискушенных дамских сердец, сидящие в зале, должны были изойти нервной пеной на губах или судорожно задергать ногой, узнавая себя в подлеце, стоящем на сцене, и зажмуриться, чтобы не видеть на ней собственное отражение.

Мы наблюдаем обновление интерьера квартиры: ремонт доделан, на полочке на стене стоят иконы. Изменения настигают и самих героев – смена делового платья Марины на домашнее, бабуля в фартуке, возвращающийся с работы Олег, с сияющей улыбкой, бодрым голосом сообщающий об окончании своего испытательного срока на работе у отца Владимира. Семейная идиллия, в которой Кристина, неумело по-отрочески кричащая о помощи своим родителям, оказывается неуслышанной и отвергнутой. А потом – наигранная веселость, «дядя Боцман, дай краску», и звон стекла… Кристина выбрасывается с балкона.

Когда я смотрел на Олега и Марину, ругающихся друг с другом рядом с больничной койкой, на которой лежит Кристина без сознания, у меня в груди бурлило. Почему же мне так ужасно от того, что спохватились горе-родители только сейчас, когда уже поздно и предотвратить событие невозможно? Не от того ли, что в очередной раз со сцены ткнули пальцем в меня самого и заставили вспомнить, как я точно так же дотягивал до последнего, а потом постфактум поражался своей же глупости и недальновидности? Не от того ли, что снова и снова – даже на сцене – из-за того, что взрослые оказываются глупее, чем кажутся, и не могут решать собственные проблемы, страдают беззащитные, наивные и невинные дети? Может, от того, что уже в который раз случается, что папа и мама, которые живут друг с другом в одной квартире, абсолютно не слышат друг друга. Неужели для того, чтобы между ними состоялся хоть какой-то откровенный диалог, обязательно должно произойти что-нибудь ужасное вроде попытки самоубийства их ребенка? Ведь именно об этом нам в своем заключительном монологе скажет Олег. О том, что искренне он обнимал свою жену спустя столько лет только после этого страшного поступка Кристины. Конечно, есть в русском языке поговорка – не перекрестишься, пока гром не грянет. Но когда за грянувшим громом стоит жизнь ребенка, становится ужасно гадко на душе. И в ушах пульсирует одна-единственная фраза Боцмана: «Раньше надо было думать».

Развязку спектакля сложно назвать счастливой. Однако испытываешь облегчение, осознавая, что с такой развязкой количество мучений и беспокойства героев существенно снизилось. Олег уходит из семьи, меняет место работы, Кристина выживает, избавляется от своего психологического груза, вместе с матерью они начинают новую жизнь. Боцман отправляется на рыболове куда-то в Африку, набожная бабушка умирает.

Причем тут «язычники», спрашивается? Традиционные верования Северной Африки – лейтмотив сюжета пьесы: так, Боцман рассказывает, что однажды, будучи в Африке, столкнулся с местным племенем, от вождя которого получил в подарок маску-тотем. Кристина знакомится со своим преподавателем именно благодаря религиоведению и пишет реферат о традиционных верованиях североафриканских народов. И на протяжении пьесы эти традиционные верования лоб в лоб сталкиваются с христианством – и через спор Боцмана с бабушкой («уходи, мы верим в духа предков, а твой Христос нам не нужен»), и через их попытки спасти Кристину посредством своей веры. И здесь, видимо, каждому зрителю предоставляется выбор совести: какую сторону выбрать в этом противостоянии и выбирать ли ее вообще.

Подводя итог, стоит заметить, что при выходе труппы театра на поклон зрители, различного возраста и социального положения, поднимались и продолжали аплодировать стоя. Сидя на балконе, я замечал в зале лица со следами слез. И думается, что этот факт намного лучше говорит о качестве постановки, уровне работы актеров и благодарности зрителя, чем любая статья в газете.